– А еще у нас есть трофеи из боулинг-клуба.

Глава 41

Вознесем хвалу Господу за то, что Он в мудрости Своей создал землетрясения. Пока я спал, одно из них постигло Японию, и «Лос-Анджелес таймс» сочла его достаточно разрушительным, чтобы задвинуть Ронни Лукаса на вторую полосу. Я стоял на крыльце в банном халате и дышал полной грудью. Всю ночь лило, как может лить только в апреле, а к утру воздух запузырился и стал шибать в нос, что для южной Калифорнии нехарактерно.

Согласно «Лос-Анджелес таймс», была пятница (о чем без «Лос-Анджелес таймс» я мог никогда и не узнать). Неужели слова Терри «У нас живчик» раздались в трубке не далее как в понедельник? Неужели с тех пор я наработал лишь на четырехдневную зарплату?

Я проснулся с теми же двумя мыслями, с какими и уснул, а именно: кто мочит сотрудников «Ламаар энтерпрайзис» и что мне надеть на свидание с Дайаной? Что во-первых, а что во-вторых – непринципиально.

Для первого свидания я предпочитаю синий цвет. До пронзительной синевы глаз Большого Джима мне далеко; небесными, как у Джоанн, мои глаза тоже не назовешь. Однако во времена моей юности они были довольно синими, а с возрастом обогатились крапинками, оттенок которых Управление автомобильного транспорта идентифицирует как «бежевый металлик». У меня нет одежды в тон крапинкам, зато имеется серо-голубой пуловер, подарок Джоанн; он делает мои глаза максимально синими. Плюс он кашемировый, а значит, женщинам должно нравиться его поглаживать. Под пуловер я надел белую классическую сорочку и серые брюки, которые безбожно льстят моему заду. Черные трусы, лакированные туфли и презерватив в бумажнике дополнили имидж. Ботан намылился поразвлечься.

Ни с того ни с сего я вспомнил вчерашние слова Эми. Мы с ней оба обнаженные – правда, на мне кобура. В ушах прошелестело придыхание: «Под нами простыни от Калвина Клайна, и от ваших телодвижений у меня сносит крышу». Я задумался о сексуальных предпочтениях Дайаны – интересно, возбудил бы ее вид кобуры? Нижняя часть купального халата зашевелилась.

Зазвонил телефон.

– Не теряй мысли, – сказал я халату и пошел в дом. На определителе светился номер Большого Джима. Без сомнения, Большой Джим хочет вымолить прощение за то, что не давал мне принимать участие в воспитании моего тридцатидвухлетнего братишки.

– Вы позвонили в дом Ломаксов, – произнес я монотонным голосом. – Майк сейчас не может подойти к телефону, но если вы скажете «дядя» и оставите информацию о собственном раскаянии, Майк свяжется с вами, когда ему заблагорассудится. Пиииии.

Я принялся ждать цветистых извинений, однако дождался только «дяди».

– Что-что? Я не расслышал.

– Уши надо мыть. Повторять не буду, – отрезал Большой Джим.

– Ладно, для тебя и один раз – подвиг. Что случилось?

– Фрэнки нуждается в более серьезном укрытии, чем то, которое я в состоянии предоставить. Я уже вытаскивал его из дерьма, но на сей раз без тебя не справлюсь. Сможешь заехать после работы?

– Никакого «после работы» больше не существует. Слышал об убийстве Лукаса?

– Разумеется, слышал! Просто связи не улавливаю. Выходит, Лукас – жертва номер два? А разве он в «Ламаар» работал?