Берни подражает тягучему голосу пакистанца:

— «Бер-ни, Бер-ни», — слышу я, да так ясно, будто это глас Господень, — «опе-рация про-шла у-спешно!»

Гарри, хоть уже и слышал этот рассказ, все равно смеется. Правдивый, жутковатый рассказ о том, как человек побывал на волосок от смерти.

— «Бер-ни, Бер-ни», — повторяет Берни, — ну в точности как глас, раздавшийся из облака над головой Авраама и повелевший ему перерезать глотку Исааку.

Гарри спрашивает:

— Ну что, очередность прежняя? — Он понимает, что показал себя не с лучшей стороны.

— Давай ты первый, Энгстром. Я так думаю, для твоего самолюбия это слишком большой удар — пропускать кого-то вперед. Давай дерзай! Задай им перцу, пусть знают, как надо играть!

Кролик только того и ждет. Он берет седьмой айрон и старается сосредоточиться на пяти главных моментах: голова опущена вниз, замах не слишком долгий, бедро пошло вниз, пока клюшка еще в верхней точке, плавный качок клюшкой вниз, головка строго перпендикулярна оси мяча, так чтобы точка касания пришлась на то место, где сходятся стрелки на часах, когда они показывают 3:15. По тому, как в мгновение ока мяч с присвистом покидает пятачок земли у него под ногами, он понимает, что удар получился на славу; они все провожают глазами темную точку — она взмывает ввысь, зависает на какой-то неуловимо краткий миг, тот самый дополнительный миг, за счет которого обеспечивается длина полета, а затем отвесно падает вниз на грин, чуть левее, чем нужно, но, благодаря уклону чашевидного грина, мяч, подпрыгнув, смешается вправо. Мир вокруг него тает, как воск на солнце.

— Класс! — вынужден похвалить Эд.

— Перебить не желаешь? — подначивает Джо. — А то давай, мы не против.

Берни, вытаскивая себя из карта, спрашивает:

— Ты каким айроном бил?

— Семеркой.

— Решил лупить по мячу, старик, брал бы сразу восьмой.

— Думаешь, засадил дальше лунки?

— Тут и думать нечего. Ты на задней линии.

Напарничек, нечего сказать! Вечно чем-нибудь недоволен. Совсем как Марти Тотеро — почти сорок лет назад. Принесешь двадцать пять очков за игру, а Марти, оказывается, рассчитывал на тридцать пять и ну попрекать каким-то мячом, который ты мог бы, но не сумел положить в корзину. Сидящий внутри Гарри солдат, христианин-мазохист, инстинктивно тянется к таким людям. Всепоглощающая, всепрощающая любовь, такая, как у женщин, — вот что размягчает мужиков, вот что их губит!

— Ну, мне-то и шестерка будет в самый раз, так я думаю, — говорит Берни.

Однако, стараясь не переусердствовать с ударом, он явно не дотягивает, правда, в воду мяч не попадает, остается на берегу, но бить оттуда неудобно.

— Трудновато тебе там будет, — говорит Гарри, не удержавшись, чтобы не кольнуть слегка напарника. Он еще держит зуб на Берни за то, что тот припер его картом и загубил ему хитроумно задуманный хук.

Берни реагирует на его укол добродушно.

— Особенно если учесть, какой чип я запорол в прошлый раз, а? — отвечает он, втискивая в карт свое кургузое, обвисшее, сутулое тело. Гарри сдвинулся на водительское место. Такое правило: кто первый оказался на грине, тому и сидеть за рулем. Гарри чувствует — вот оно, пошло. Ну, теперь они покажут этим олухам, как надо играть. Он катится над водой по арочному деревянному мостику с красными резиновыми ленточками поверх дощатого настила.

— Там, откуда ты будешь бить, — предупреждает его Берни, когда они вылезают, — грин имеет уклон. Смотри, не перестарайся с паттом, а то разгонишь под горку, так он у тебя за горизонт укатится.

У Эда мяч в воде, так что он вне игры. Берни вынужден бить из такого неудобного положения на круто уходящем вверх берегу, что первый раз он просто мажет, потом попадает по мячу, но не головкой, а ножкой клюшки, и в результате поднимает мяч, отказываясь от дальнейшей борьбы за лунку. Зато песчано-белобрысый Джо Голд в своей стихии — он для устойчивости ввинчивает стопы в песок и удачным хлестким ударом выбивает мяч из бункера. Гарри, в голове у которого, вопреки собственной интуиции, все время крутятся наставления Берни, слишком уж осторожничает со своим длинным паттом, и в итоге мяч недотягивает целых четыре фута. Он ставит маркер Вальгалла-Вилидж, а Джо тем временем в два патта набирает свои законные четыре очка. Джо не спешит, и Гарри все это время изучает свой предстоящий четырехфутовый. Долго, слишком долго изучает. То ему кажется, что в траектории будет излом, то нет. В конце концов, опасаясь, что мяч снова, как на предыдущей лунке, откатится влево, он исключительно чисто и аккуратно запарывает свой патт и теряет верный пар, выкатывая мяч ровно на дюйм правее лунки.