Так зачем же убивать человека, не представляющего никакой угрозы? Неужели он способен заставить взмахом жезла расступиться океан или наслать на землю мор? Разумеется, нет.

«А убийство безобидного человека является преступлением,» — мысленно подвел итог своим размышлениям Зайцев. Впервые за все время работы в доме номер два по площади Дзержинского Олег Иванович дал волю своим мыслям, перешагнул запретную черту. Он задал себе вопрос и нашел на него ответ.

Конечно, было бы очень хорошо, если бы Зайцев мог поделиться с кем-нибудь своими соображениями, но, разумеется, об этом не было и речи. Это лишало его своеобразного предохранительного клапана, позволяющего разобраться в собственных чувствах и привести их к общему знаменателю. Законы и порядки Советского Союза вынуждали Зайцева вариться в собственном соку, снова и снова мусолить свои мысли до тех пор, пока они в конечном счете не выстраивались в строгом порядке, ведущем к единственному решению. И в том, что советское государство не одобрило бы это решение, была вина исключительно самого государства.

Пообедав, Зайцев допил чай и закурил сигарету, однако этот созерцательный акт нисколько не успокоил его душу. Хомячок по-прежнему беспокойно носился по колесу. Однако никто из находящихся в столовой этого не замечал. Тем, кто видел Зайцева, Олег Иванович казался обычным человеком, наслаждающимся в одиночестве послеобеденной сигаретой. Подобно всем советским людям, Зайцев умел скрывать свои чувства. Его лицо оставалось абсолютно непроницаемым. Он лишь время от времени смотрел на настенные часы, чтобы вовремя вернуться на рабочее место после обеденного перерыва — обычный государственный служащий, один из множества, работающих в этом здании.

А на последнем этаже все обстояло по-другому. Полковнику Рождественскому не хотелось отрывать председателя от обеда, поэтому он сидел у себя в кабинете, уставившись на медленно ползущие стрелки часов, и жевал бутерброд, не притрагиваясь к тарелке супа. Как и Андропов, Рождественский курил американские сигареты «Мальборо», более мягкие и качественные по сравнению с советскими. Страстью к хорошим сигаретам он заразился на оперативной работе за границей. Сейчас, являясь высокопоставленным сотрудником Первого главного управления КГБ, Рождественский имел возможность покупать «Мальборо» в специальном закрытом магазине в центральном управлении. Американские сигареты были дорогими даже для тех, кто получал зарплату в инвалютных рублях, но Рождественский пил дешевую водку, что отчасти уравнивало его затраты. Дожидаясь вызова к председателю, полковник гадал, как тот отнесется к ответу Годеренко. Руслан Борисович считался очень способным резидентом, осторожным и вдумчивым. Он занимал достаточно высокое положение, чтобы иметь возможность спорить с начальством, что и произошло сейчас. В конце концов, задача Годеренко состояла в том, чтобы отправлять в Москву достоверную информацию, и если у него возникали опасения, что та или иная операция может его скомпрометировать, он был просто обязан предупредить об этом. К тому же, в сообщении Андропова не было прямых приказов — лишь просьба оценить ситуацию. Так что, скорее всего, Руслан Борисович не навлечет на себя гнев Андропова. Однако председатель, возможно, рявкнет, а в этом случае выслушивать его гнев придется тому, кто находится под рукой, то есть ему, полковнику А. Н. Рождественскому. И ничего хорошего в этом не будет. Его положение одновременно внушало зависть и вызывало страх. Входя в ближайшее окружение председателя КГБ, Рождественский мог нашептывать ему на ухо, однако при этом он находился также и в непосредственной близости от его зубов. В истории КГБ были нередки случаи, когда кому-то приходилось отвечать за чужие ошибки. Однако в данном случае это было маловероятно. Хотя и, бесспорно, человек крутой, Андропов при этом был достаточно справедливым. И все же не было ничего хорошего в опасном соседстве с пробудившимся вулканом.

На столе у Рождественского зазвонил телефон прямой связи.

— Председатель готов вас принять, товарищ полковник, — сказал личный секретарь Андропова.

— Спасибо.

Встав, полковник прошел по коридору.

— Пришел ответ от полковника Годеренко, — доложил Рождественский, протягивая расшифрованное сообщение.

Пробежав сообщение взглядом, Андропов нисколько не удивился, и к нескрываемому облегчению Рождественского, не вышел из себя.

— Я так и предполагал. Алексей Николаевич, похоже, наши люди начисто растеряли дерзость и отвагу, ты не находишь?

— Товарищ председатель, резидент изложил вам свое профессиональное видение проблемы, — ответил полковник.

— Продолжай, — распорядился Андропов.

— Товарищ председатель, — начал Рождественский, тщательно подбирая слова, — операцию, подобную той, которую вы, по-видимому, рассматриваете, сопряжена с неизбежным политическим риском. Священник обладает значительным влиянием, каким бы иллюзорным оно ни было. Руслан Борисович беспокоится, что акция в отношении священника может отрицательно сказаться на его возможностях по сбору информации, а именно это, товарищ председатель, и является его основной задачей.